Выздоровевшие Созависимые по Большой Книге "Анонимные Алкоголики"

История выздоровления Виктории Г

Меня зовут Виктория – я выздоровела от созависимости, работая по программе 12 шагов по БК АА. Я благодарна Богу за то, что привел меня в программу и показал решение моей проблемы.
Расскажу, какой была моя жизнь до программы, что изменилось после.

Начну с детства. Несмотря на то, что росла в семье, где не употребляли алкоголь, уже в детстве у меня проявлялись симптомы созависимости. Наиболее яркий симптом это спаспасательство – я с детства спасала папу. Папа был добрым и мягким человеком, много работал, всегда был погружен в себя и рабочие процессы, а мама домохозяйка контролирующая, гиперопекающая, требовательная. В возрасте лет 7-ми я была свидетелем скандала между родителями,когда мама обвинила папу, что, занявшись бизнесом, он ставит под угрозу финансовое положение семьи, то из лояльности к папе я приняла решение никогда ничего не просить для себя, таким образом спасая папу от лишних расходов. Когда мне чего-то хотелось в магазине, или мне предлагали родители что-то купить или записать меня на платный кружок, куда ходили все мои подружки – я надевала маску полного равнодушия и говорила, что мне это не нужно. Я была убеждена, что мой отказ от собственных желаний – это моя возможность контролировать родителей, удерживать семью от скандала и способ спасти папу от претензий мамы. Я считала, что мама несправедливо ругается и очень его жалела. Тогда в противовес поведению мамы, я старалась делать для него что-то хорошее, чтобы его порадовать. Т. е. я считала себя ответственной за его настроение и контролировала его состояние, и в тоже время зависела от его настроения. Если мне удавалось, например, удачно пошутить, и папа смеялся, то мне становилось спокойно.


Отказ от собственных желаний подкреплялся, тем, что мама часто хвасталась мною перед знакомыми. Она рассказывала какой я замечательный ребенок, никогда ничего не прошу, не истерю в магазине как другие дети, и я еще больше утверждалась в правильности своего решения.


В детстве было несколько эпизодов, когда я спорила и выражала несогласие, мама, обидевшись, наказывала меня молчанием и игнорированием. Этот опыт сформировал страх отвержения, запрет на выражение своих чувств и эмоций и убеждение, что лучший путь к признанию и расположению окружающих — это соответствовать ожиданиям других. Т. е. быть удобной, не возражать, подстраиваться, чтобы быть принятой.


В школе я была тихим ребенком я хорошо училась, чтобы радовать родителей, и быть на хорошем счету у учителей. При этом среди сверстников я чувствовала себя неуверенно и скорее была невидимкой, считала себя хуже других. Типичное поведение человека невидимого, это желание приспособиться, адаптироваться. Т. е. поскольку я не верила, что такая как есть я могу подходить, то соответственно я должна приспособиться ко всем другим. Я стремилась к такой «псевдогармонии» со всеми. Естественно, такая стратегия всего лишь являлась реакцией на чрезмерный внутренний страх быть не принятой. Я начинала тормозить свои собственные желания. Например, когда одноклассницы начали несправедливо травить новенькую девочку, мне было очень ее жалко и внутри я чувствовала протест и возмущение, но я не предприняла никаких действий в ее защиту, так как оказалась бы в меньшинстве.


В старших классах у меня появились поклонники, и завязались первые серьезные отношения. Это были отношения с женатым мужчиной. В то время мне не казалось это странным или ненормальным. Он жаловался на семейную жизнь, холодность и непонимание супруги, а меня превозносил, каждый день дарил цветы. Сейчас я понимаю, что эти отношения стали для меня возможностью получать доказательства собственной значимости и ценности извне. Иными словами самоутверждаться. Если он проводит время со мной, а не с женой, значит я лучше. Он забирал меня из школы на машине – одноклассницы начали завидовать, расспрашивать – я почувствовала превосходство. Т. е. за счет его присутствия в моей жизни моя самооценка росла.


В отношениях с подругами я демонстрировала навязчивое поведение. Попытки причинить добро, решая чужую проблему или давая советы были возможностью почувствовать себя полезной, ценной, значимой. Вместо того, чтобы просто выслушать человека, я начинала сразу накидывать пути решения проблемы, и что-то советовать. Я была убеждена, что если человек со мной чем-то делится, то значит он хочет знать мое “экспертное” мнение.

Еще один симптом моей болезни, вызванный страхом оценки - навязчивое требование идеальности и безошибочности, я все должна была делать безупречно. Совершая ошибку, я начинала ругать и обесценивать себя всю целиком. Занималась самобичеванием и самоедством. Как это проявлялось: моя фигура должна была быть идеальной, не просто худое тело, а натренированное, с кубиками на прессе. Был период, когда я тренировалась в спортзале по 2 раза в день. Если у меня намечалось свидание, я могла неделю питаться рационом в 200 калорий, чтобы на теле не было ни капли жира. В деловой и личной переписке я никогда не отправляла писем, не проверив предварительно все знаки препинания, красную строку, заглавные буквы и т. д. При этом я всегда мысленно критиковала безграмотность сотрудников, если они допускали ошибки в ответных письмах. Когда у меня появился заместитель, я на следующий же день запретила отправлять письма, подписанные моим именем (не потому, что «твоя личная подпись наделяет тебя неким статусом в глазах партнеров», а потому, что в моей голове была только одна мысль: «она наверняка не проверит запятые и отправит письмо, а получатели будут думать, что это я»


Все это: страх конфликта, отвержения, запрет на выражение своих чувств, перфекционизм, угодничество и спасательство я забрала с собой во взрослую жизнь.


Окончив институт, я переехала жить к мужчине, которого знала совсем недолго. Мне не терпелось уйти из родительской семьи во взрослую жизнь. Отчасти чтобы избавиться от контроля мамы, и отчасти назло своему бывшему женатому любовнику, который обещал развестись к этому моменту, чего не сделал.


Мой избранник был алкоголиком, но в первое время я этого не понимала. Он выпивал каждый день, а я его жалела и всячески оправдывала его употребление – он после развода, и после увольнения с работы, тяжелый период, нужно проявить понимание и оказать поддержку. Я с глубоким интересом и желанием помочь погрузилась в его жизнь. Первое время я сама покупала ему алкоголь, выпивала вместе с ним, чтобы поддержать его, играла роль психотерапевта. У меня была иллюзия, что я вытащу его из депрессии. В моей голове я была рыцарем на белом коне и спасала человека из бедственного положения, становясь бесценной.


Только ничего не менялось, я начала злиться, мои мечты рушились – все шло не по моему плану, но я все еще оставалась в иллюзии, что смогу его изменить. Тогда я сменила тактику: я начала контролировать его употребление, выливала алкоголь, искала по дому заначки и выбрасывала, угрожала расставанием. Это тоже не работало, ситуация казалась безвыходной. Я никому не могла рассказать о проблеме из страха осуждения и оценки. Это бы означало признаться окружающим, что я сделала неверный выбор. Такой удар мое эго не готово было стерпеть. При этом я могла стерпеть, когда мой сожитель напился и заснул в 9 вечера, и я не смогла попасть в квартиру, придя с работы и была вынуждена ночевать в машине.


Есть выражение «Бог говорит с нами через людей» - на одной из вечеринок в гостях, когда мой избранник напился и уснул в разгар праздника, общая знакомая прямо спросила зачем я трачу время и живу с безработным алкоголиком. В тот момент разбились мои розовые очки и пришло понимание моего унизительного положения – я даже не заметила, что прошел уже год, оказывается его зависимость была очевидна для окружающих. В общем спасибо той женщине за прямоту, тот разговор вытащил меня в реальность из моего мира иллюзий, и в скором времени я съехала от него.


Далее были отношения с женатыми. В отношениях с ними я получала выгоды - подтверждение собственной ценности. Я спасала их от унылого семейного быта, была «лучом света в темном царстве». Мною хвастались перед друзьями, водили по ресторанам – мое эго ликовало.


Ближе к 30 годам я встретила моего будущего мужа. К тому времени все подруги уже были замужем и у меня была цель тоже обзавестись семьей. Отношения развивались стремительно, мы скоро начали жить вместе и через год поженились. Опыт отношений с женатыми мужчинами сформировал у меня убеждение, что все мужчины изменяют. Стоит только расслабиться и потерять бдительность, так я сразу пополню ряды обманутых жен. Я не могла этого допустить. Поэтому за собой я очень следила, старалась быть хорошей женой. Я делала все для комфорта второй половины. Но не из состояния наполненности любовью и желания ее отдавать, а из страха отвержения. Моя забота носила манипулятивный характер –я буду плести вокруг тебя сладкую паутину, чтобы ты прилип и никуда не делся. Я доказывала, что я лучший вариант для него. Муж работал в ночном клубе, по утрам часто приходил выпивший, но я, чтобы быть хорошей женой, а не «пилой» соглашалась с его доводами – устал, нужно было снять напряжение в конце смены, это же всего пара коктейлей. Во мне сидел страх, что вокруг мужа много соблазнов, поэтому я контролировала мужа: тайком проверяла его телефон, соцсети, приходила к нему на работу с целью контроля, чтобы убедиться, что он ни с кем не флиртует. Проверяла в машине сиденья, на предмет женских волос. Ни в чем таком замечен он не был, но мне становилось спокойно только, после того, когда я проконтролировала и убедилась что нет угрозы.


Рождение детей стало кризисным периодом для меня. Я осталась без основных источников, дающих мне ресурс: 1. Работы, которая мне всегда удавалась и где я получала чувство собственной значимости и 2. фигуры, которой я гордилась. Моя самооценка упала ниже плинтуса. К детям я относилась как к обузе, я считала, себя мученицей, вынужденной сидеть дома. Дети не могли мне дать чувство легкости и комфорта. Я была эмоционально мертвой матерью. В контакте с детьми присутствовала только моя оболочка, а мыслями я находилась в параллельной вселенной, где моя голова решала другие проблемы. Меня из моей параллельной реальности выдергивали фразы моих детей тапа: «мама я же компот просила, а ты молоко даешь». Отношения с детьми преимущественно строились на подавлении и манипуляциях. Просить я не умела, только требовала. Я задаривала их игрушками, чтобы быть хорошей мамой. Я во всем нарушала их границы: навязывала свое мнение при выборе одежды в сад, или при выборе подарка в магазине. При этом я выставляла вокруг себя границы и истерично за них боролась. Я всегда злилась и кричала, когда они заходили в мою комнату, но запреты ничем не помогали.


Отношения с мужем ухудшались. Поскольку просить я не умела, то я ждала, что муж сам догадается оказать мне помощь с детьми, а потом очень обижалась что этого не происходит. Невозможность просить и принимать помощь тоже результат моего поломанного мышления: если я прошу помощи – значит я сама не справляюсь — значит я уязвимая, слабая – это болезненно для эго, поэтому я лучше все сделаю сама и посмотри какая я великая. Отказ от помощи давал мне чувство превосходства. Таким образом претензии к мужу у меня копились, отношения были натянутыми. Я избегала совместных выходов в свет, чтобы вызвать у него чувство вину и показать, как я устаю.


Я постоянно была злая и уставшая. Моя голова мне рассказывала, что во всем виноват муж — это же он мне не помогает. В его жизни ничего не изменилось, он продолжает работать, ходить в спортзал, вести светскую жизнь, а я бедная, несчастная, замученная женщина. Муж начал налегать на алкоголь больше обычного. Это вызывало у меня недовольство, но я всячески отрицала существование проблемы. Год жизни и спасательства с первым алкоголиком ничему меня не научил. Человек здравомыслящий делает выводы из прошлых ошибок и память о прошлом опыте защищает от их повторения. Я же наступила на те же грабли: как и в отношениях с первым алкоголиком – я оправдывала употребление мужа: кризисный период, трудности на работе, сложности с новым бизнесом, он же только по вечерам выпивает и не каждый день и т. п. Признать, что мой муж алкоголик – означало признать, что я опять «сделала ставку не на ту лошадь». Таким образом, мое больное мышление не позволяло мне видеть реальность. Вообще у меня была иллюзия, что я управляю ситуацией, что в любой момент я скажу: «давай завязывай» и он перестанет. Я была в отрицании около 3 лет. Причем в таком глубоком отрицании, что весь последний год я не замечала, что муж уже не алкоголь употребляет, а химические вещества.


Когда я нашла наркотики, моей первой реакцией был шок. Я сразу побежала к психологу с запросом «что мне сделать, чтобы он престал употреблять». В моем запросе просматривается глубокое заблуждение: Я такая всесильная, что могу заставить выздоравливать другого человека. Психолог объяснила, что если муж употребляет, а меня это не устраивает, то это моя проблема, а не его, и работать нужно с моей проблемой. Эта информация никак не укладывалась в моей голове - очевидно же, что у меня нет проблем – я-то не употребляю, я нормальная. Я записалась на консультации еще к 2 психологам, на это раз я выбрала специалистов с опытом работы в реабилитационных центрах. «Уж они-то мне расскажут, как заставить его бросить». Мой эгоцентризм заставлял меня думать, что если я правильно поманипулирую и правильно поставлю условия, то он прекратит употреблять. Поэтому я бесконечно прокручивала в голове возможные варианты влияния на него. Приём у меня даже не возникало мысли уточнить, а он вообще хочет бросить? Мне лишь нужно было, чтобы он вел себя так, как мне удобно, чтобы мне не нужно за него и за себя стыдиться перед другими, и чтобы из дома перестали утекать деньги.


Стыд заставлял меня уйти в изоляцию. Я поддерживала внешний фасад нормальной семьи. Всячески скрывала что происходит в нашей семье: от моей мамы и свекрови скрывала, что он не ночует дома, оправдывала перед друзьями и деловыми партнерами, когда он не являлся на встречи, даже перед тренером в спортзале оправдывала, когда он на тренировку не приходил, потому что спал 2 суток. Делала все, что бы ни один человек не узнал о проблеме. Причина – мой эгоцентризм, который заставлял меня стыдиться поведения другого человека. Ведь это я его такого выбрала. Если другие люди узнают, то оценят и осудят меня.


Когда я высказывала претензии, муж обвинял меня в своем употреблении и реально чувствовала вину. Мое чувство вины, за его употребление — это тоже проявление моей болезни – я такая могущественная и значимая фигура в его жизни, что это я заставила его сделать выбор в пользу употребления. То есть это я несу ответственность за его употребление.


В ребцентрах психологи программные, и они в один голос сказали «мы помочь тебе не можем, тебе в 12-шаговую программу. Ищи спонсора и работай»


Я последовала наставлениям психологов и пришла в программу не сразу, поскольку как написано в Большой Книге: «мы думали, что можно найти более легкий, удобный путь.» Я пошла на крайнюю меру и начала угрожать мужу разводом, это срабатывало на несколько дней, и он вел себя «правильно», но потом все начиналось опять. Я снова и снова повторяла одни и те же действия, надеясь на новый результат. В общем я пять раз давала мужу «последний шанс», пребывая в твердой уверенности, что точно подам на развод. Когда дело доходило до действий, я не могла решиться. Я не управляла своей жизнью: я принимала твердое решение больше не верить его обещаниям, но не могла ему следовать. Эта одержимость мыслями, что я должна найти способ заставить его перестать употреблять и стать нормальным, панический страх, что кто-то узнает что я жена наркомана разрушали меня. - здоровье физическое и психическое были на грани: я страдала от бессонницы, если засыпала мне снились кошмары, несколько раз были приступы панических атак и больше года преследовал психосоматический симптом. Финансовое положение семьи было плачевное из-за долгов мужа. Я не могла продолжать так жить, и в то же время чувствовала бессилие что-то изменить. В таком состоянии я пришла в программу. Это было моим дном.


Посещая собрания, работая со спонсором по шагам, я поняла, что изменить другого человека, это не моя компетенция. У другого есть право выбирать как жить, я не могу заставить его меняться. Пришло понимание, что я сама отвечаю за свою жизнь и безопасность, я не жертва обстоятельств, я сама выбираю жить с зависимым и страдать. Я выбираю кормить свои страхи и жить в неком привычном уровне боли, чем быть раскритикованной или осужденной окружающими. У моего выбора есть последствия, и, если они меня не устраивают, я могу выбирать по-другому. Я просила Бога, забрать мои страхи и дать мне мужество изменить, то, что могу. Настал день, когда мужество было мне дано. Я поговорила с мужем без всяких ожиданий, с полным принятием моего собственного бессилия. Я предложила обратиться за помощью, либо съехать. На этот раз это не было манипуляцией, потому что я не требовала сделать как я хочу, а с полным уважением его права на выбор я спокойно предложила ему этот выбор сделать. Я отпустила ситуацию, перестала бороться, а Бог позаботился о результате. Со следующего дня началось его выздоровление в программе. Постепенно отношения наладились, в семью вернулось доверие и взаимопонимание.


Поменялось отношение к себе. Стало очевидно, что мой запрет на ошибки и самобичевание – это моя попытка быть Богом. Инструменты программы дают возможность замечать моменты, когда я, опять взбираясь на пьедестал, начинаю себя критиковать и вовремя уступать Ему место. Каждый день я учусь принимать себя неидеальную. Научившись принимать себя, я научилась принимать других людей. Я с терпимостью отношусь к недостаткам других, потому что сама далеко не идеально – программа помогла мне это увидеть. Еще я научилась слушать близких мне людей, просто слушать и не бросаться решать проблему если меня не просят.


В программе пришло понимание, что поскольку дети нас копируют, то воспитывать нужно себя. Я могу вести себя правильно рядом с детьми, поступать по-здоровому и через это поведение я передам им знания. То есть не нотациями и поучениями как раньше, а своим поведением и отношением. Программа предлагает делает новые действия, если я хочу получить новый результат. И это работает. Например, после того как я взяла себе за правило стучать, прежде чем заходить к детям в комнаты, они начали реже вбегать без спросу ко мне, стали спрашивать можно ли зайти и начали стучать друг другу в комнату. Вместо того, чтобы устанавливать границы, я начала проявлять уважение к их границам.



Абзац стр. xxvii «Мужчины и женщины пьют главным образом…»


До программы, чтобы чувствовать себя хорошо, мне нужно было на кого-то опираться. Моя самооценка, состояние зависели от внешних факторов. Например, угодить папе и получить одобрение, дать совет человеку и почувствовать собственную значимость, раздуть из маленькой проблемы большую, затем решить ее и рассказать себе и окружающим какая я молодец, блеснуть фигурой или знаниями, увидеть зависть и восхищение окружающих и почувствовать превосходство. Зависимость от внешних источников давала лишь временное удовлетворение и это быстро исчерпаемый ресурс. Отсутствие внешней подпитки порождало тревогу и напряжение. Как сказано в БК АА «они испытывают беспокойство, раздражение и неудовлетворенность, если не могут вновь пережить чувство лёгкости и комфорта, которое приходит сразу после нескольких рюмок…» Так цикл повторялся снова и снова. И мне снова нужны были рядом другие люди, чтобы их употреблять.
Каждый день, оставаясь в программе, я получаю возможность не зависеть от того, как ведут себя другие люди и как складываются обстоятельства. Настоящий источник ресурса, уверенности и спокойствия дает только осознанный контакт с собой и ВС, которой я доверяю.
Tilda Publishing